-
-
Альбина Маркевич
-
- «Глупое
сердце, не бейся!»
-
- (Музейная
предыстория)
- Ташкент
2001
-
- 1. «Я
более всего весну люблю»…
-
Весенний ливень среди ночи взялся отмывать
крыши, окна и мостовые, и к утру Ташкент блестел, переливаясь в солнечных лучах
и лучиках, готовый к чудесам и приключениям. Веселее катился транспорт,
пассажиры не толкались, пешеходы почти порхали по чистеньким тротуарам, и начальники
не косились на опоздавших – таковых в этот день не было. 1977 год.
Ближе
к обеденному перерыву
в учебно-методический
кабинет Министер-
ства культуры Узбекистана смущенно, но решительно
вошел невысокий круглопле- чий, круглолицый, с белозубой улыбкой паренек, и я
сразу поняла, что сейчас произойдет что-то невероятное: Валюша просто так не
появляется после долгого отсутствия. Он обычно предваряет приход телефонным звонком.
А тут вот он – и сияет, как промытый ливнем светофор.
- Здрасьте! Вы скоро освободитесь?
- А что?
- Тут недалеко. Можно быстро вернуть-
ся, но едва ли.
- Да что случилось?
- Идемте, не пожалеете!
Поняв, что ничего более
вразумитель-
ного
от него не добьюсь, отпрашиваюсь у заведующей методкабинетом, А.А. Жиль- цовой,
пообещав все подробно доложить и не задерживаться. Устремляюсь за Валентином
Артишевским, своим бывшим учеником, который на ходу деловито объясняет, что раз
я люблю С. Есенина, необходимо безотлагательно, сейчас же пойти и посмотреть
выставку.
- Такой парень! Такие картины! Есе- нинские!
А как стихи читает!
Летим, влетаем в полутемный зал, в котором
какое-то голубоватое поблескива- ние и просветы. У лестницы, вытянувшись в
кресле, полулежит бородатый непонят-ного возраста человек.
- Это он. Художник! – тихо говорит Валентин.
Но я, уже заглядевшись на картины, пошла
вдоль стен, увешанных ими. Кто-то зажег свет. Видны несовершенства картин и в
композиции, и в рисунке, но оторвать- ся невозможно, что-то
завораживающе-притягательное в сине-голубых, коричне-вато-золотистых переливах,
в реалисти- чески-фантастических картинах природы. Вроде декоративное, плоское
изобра- жение, но проступает глубина. Холодно- ватые тона, но сквозь них пробивается
теплота и не отпускает.
- Нравится?
Оглядываюсь на голос. Бородач выше
среднего роста застенчиво, выжидательно улыбается и напряженно глядит прожи-
гающе черными глазами. И тут же начинает произносить строчки есенинских стихов.
Это названия картин. Увлекатель- но
находить соответствия. Иногда не совпадают слово и изображение. Слегка наклонив
голову, он слушает мое несогласие.
- Может быть… Нет, вы вслушайтесь. Я же
про другое.
- Да как вас зовут?
- Вадим Николюк.
Мы с Валентином просим его почитать не
строчки, а стихи.
Несказанное, синее, нежное,
Тих мой край после бурь, после гроз…
Совсем как сегодня утром…
На работу возвращаться поздно, и снова
дождь пошел, но легкий и недолгий.
Не торопясь, втроем идем к остановке – ехать в одну сторону. Разговор
зашел о возможности создать музей Есенина. Есть люди, есть картины, которые
Вадиму приходится перетаскивать с выставки на выставку или хранить дома. Есть
скульп- тор И.Г. Онищенко, автор
скульптурного портрета Есенина. Он и приобщил Вадима к есенинскому
слову. И вот уже несколько лет художник занят поиском возможности словесные
краски перенести на холст. Пишет главным образом темперой, иногда акварелью,
редко маслом. На холсте, картоне. Все это так захватывающе искренне и неожиданно
близко. А в голове варианты возможного решения замечательного замысла – создать
музей любимого поэта, да еще вместе с таким удивительным человеком. Будто
ночной ливень смыл налет вынужденной министерской нуды и подготовил меня к этой
встрече. Валентин хохочет белозубо:
- Вы же сможете, я знаю!
- Сможете? Я уже ходил с письмом к
Солдатенкову, но пока ничего. Да и отец сильно болеет. Эх! Забыл маме
позвонить!
Я сошла через три остановки, чтобы
пересесть на юнусабадский транспорт, а мои попутчики поехали дальше. Они ровесники
– им по тридцать лет.
Мне же осталась задачка-заноза: может, и
вправду получится?..
А
душа моя – поле безбрежное -
Дышит запахом меда и роз…
2. «На сердце день вчерашний,
А в сердце светит Русь»…
Весна сияла молодой зеленью деревьев,
благоухала разнотравьем даже сквозь автобусные выхлопы, и было в ташкентских
ветерках и дождичке что-то очень российское. Меж разбегавшихся облаков проглядывала
небесная синь из вчерашних картин, а молодые тополя своими серебристыми
стволами напомина- ли русские осины. На работе мне не успели сделать выговор,
так как с порога я всех пригласила в перерыв отправиться на выставку Вадима
Николюка. Сбегали, посмотрели. Кто-то вспомнил, что знает его по университету,
где он при каждом удобном и неудобном случае с готовностью и одержимостью читал
Есенина и делал временные выставки своих картин.
Мысль о музее не давала покоя и привела
меня к моему однокласснику по вечерней школе Юре Глассу. Тогда у нас в вечерней
школе была целая группа недавних фронтовиков, среди которых Юра пользовался
особым уважением, а мы, семнадцатилетние девчонки, робели, но задирались и даже
иногда спорили. 1947 год… 30 лет назад… А ведь это год рождения Вадима! Ничего
себе! Нашла Гласса, рассказываю о замысле создать музей, потому что кому как не
ему, организатору большинства музеев в Узбекистане и руководителю музейного отдела
Управления охраны памятников Минкультуры, все знать о реальности подобного
дела. Выслушал, рассмеялся:
-
С ума сошли что ли? Из чего музей-то делать и где? Это пустое! Кто будет этим
заниматься?
-
А с чего же начинать?
-
Что начинать?
-
Ну – музей?
-
Да я же сказал: материалы, люди и место.
А вы что это, серьезно?
Мне показалось, что только это и было нужно знать.
Командировка в
Ургенч, где в то
время шла подготовка к открытию музыкального училища и наш метод- кабинет подготавливал его документацию,
навела меня на мысль познакомиться и с документальным обоснованием создания музеев.
Опять к Юре, то бишь Юрию Исааковичу Глассу. Он объяснил мне, какие бывают
музеи, посмеиваясь, рассказывал о случаях из своей богатейшей практики. И вдруг
просверлил меня колючим взглядом:
-
А ведь это история – приезд Есенина в Ташкент! Попробуем!
3 «Я снова здесь…»
Вадим, свернув свою выставку, куда-то исчез, но позвонила его мама,
Галина Ивановна Алексеева, кандидат биологиче- ских наук, как она представилась
мне по телефону. Она произнесла какие-то восторженно-хвалебные слова в мой
адрес, настойчиво говорила о том, как Вадим нуждается в поддержке, и бесконечно
благодарила меня, непонятно за что. Едва пробившись сквозь словесный поток, я
попросила ее сообщить Вадиму о необходимости прийти в Министерство для встречи
с Ю.И. Глассом.
Вадим Николюк пришел припозднясь, был несколько на веселе, никого уж не застал.
Провожая меня к остановке, отвечая на мои вопрос о есенинцах, он назвал С.И.
Зинина, П.И. Тартаковского и долго рассказывал мне об И.Г. Онищенко, о своих
поездках в Константиново, о
Т.С. Есениной, которая написала отзывы на его дипломную работу и
выставку его картин. Вот вам и материалы, и люди.
О
С.И. Зинине я знала только пона- слышке
от филфаковцев ТашГУ.
С П.И.Тартаковским, высоким, красивым,
седеющим человеком с голубыми глазами, пишущим не только литературоведческие труды, а и прекрасные стихи, я была немного
знакома. К.И. Савченко, извест- ный педагог и мой тогда старший друг, много
рассказывала о нем. Оба они серьезно занимались есенинской поэзией. И если Тартаковский
писал книги о Есенине, то Клавдия Ивановна знала почти все стихи и поэмы
Есенина наизусть, чем еще в студенческие годы поражала нас, ее поклонников и
последователей. Она дала мне тогда тетрадку с переписанными от руки стихами
Есенина. Иногда мы перекликались есенинскими строчками. Она же
рассказывала о встрече
с Т.С. Есениной, которая
приняла ее с ученицами, ровесницами
есенинских внуков – Володи и Сережи, у себя дома. И, конечно, с предложением
принять участие в создании музея Есенина я пошла и к Клаве. Человек
основательный и осторожный, она на первых порах недоверчиво отнеслась к идее и
к Николюку. Чтобы придать большую основательность и прочность нашему начинанию,
мы с Вадимом отправились в библиотеку им. С. Есенина, что и сейчас находится на
Новомосковской. Этой библиотекой пользовалась Т.С. Есенина, жившая напротив. Мы
узнали об этом от заведующей К.И. Пасконовой. Слово за слово – и вот приходим к
обоюдному согласию – будем создавать клуб «Собеседник». Здесь впервые мы все
встретились – я, В. Николюк, С.И. Зинин, тогда
завкафедрой ТашГУ, П.И.
Тарта-ковский, работавший в издательстве Г. Гуляма, К.И. Савченко, Ю.И. Гласс и,
конечно, К.И. Пасконова. Сюда пришли и постоянные читатели библиотеки, и руководители общества книголюбов, которые
поддерживали нас и морально, и материально, приглашая на оплачиваемые лекции.
Прикинули, что из материалов, способных стать основой музейного фонда, уже
есть, что и где можно раздобыть, где хранить, как пропагандировать нашу идею, к
кому обращаться за поддержкой. Оказалось
есть уже немало: от Тартаковского – подготовительные материалы к его
книге о приезде Есенина в Туркестан, от Зинина – прижизненные издания Есенина и
другие книги, экслибрисы, от Вадима – картины, переписка с сестрами Есенина, от
меня предметы быта и книги, от Гласса – открытки старого Ташкента. И это только
начало… Сложилась инициативная группа из 11 человек, позже присоедини-
лись другие.
А
потом мы стали проводить заседания в «Собеседнике». В Доме знания организовали
выставку картин Вадима, вызвавшую противоречивые оценки. Но пошла пресса,
привлекавшая новых людей. Большой поэтический вечер, посвященный Есенину и
ташкентским поэтам, тоже помог утверждению задуманного.
4. «Каждый труд благослови, удача»
И
снова проливной, но уже осенний дождь. Стою на остановке «Дархан». Ба! Старая
знакомая, воспитательница моего брата в детском саду, Людочка Гуськова.
Теперь она, оказывается, завуч
школы им. Омара Хайяма, что
на Ак-тепе, рядом с улицей им. С.
Есенина. Все кстати. Рассказываю ей о поисках помещения под музей, и она
предлагает:
-
Приезжай-ка в школу. Вероятно, мы найдем для вас место.
Еду. Читаю для педагогов и старшеклассников лекцию «С. Есенин в Ташкенте».
Получаю согласие директора, которое следует закрепить решением райОНО и в
городском и районном отделах культуры. По этим адресам отправляется Вадим, он и
С.И. Зинин сомневаются в целесообразности размещать музей так далеко от центра,
да и ограничивать его статусом школьного музея. Я, Гласс и Тартаковский настаиваем,
т.к. это первый формирующий этап, от которого можно переходить к следующему.
А
это надо было видеть: в освободившийся от спортивных снарядов и паутины
спортзал Зинин с Тартаковким, Валентин Артишевский с Вадимом и я с завхозом
затаскиваем трубы, пытаемся закрепить их на стенах, чтобы на них подвешивать картины
и планшеты с фотографиями для первой
выставки к 3 октября 1977 года,
к дню рождения поэта. Прибили, развесили. Неуютность полупустого зала чуть-чуть
скрашивают стеклянные витрины, присланные из Бухарского АРКа благодаря хлопотам
Гласса и поддержке Ф.М. Ашрафи, замминистра культуры, архитектора, школьного друга
С.И. Зинина, он знал о давнем зининском увлечении Есениным и организованной им в 1975
г. замечательной юбилейной выставке в ОДО.
И
как гром среди ясного неба – пожар в ТЮЗе! Зал отдают под имущество погорельцев.
Мечусь по Ташкенту в поисках пристанища. Приняли временно в библиотеке им.
Есенина. При перевозке Вадим не удержал витрины – две раскололись. Ищу стекла.
На работе выговор за пропуски рабочих дней. Проходит год. 17.02.78 года
скончался отец Вадима Виктор Федорович Николюк, известный ученый-микробиолог,
чью научную статью в издательстве «Фан» редактировала Т.С. Есенина, удивив его
доскональной точностью своих замечаний.
Райотдел культуры. М.А. Ханонянц приглашает нас на лекции по линии общества
«Знание» в парки и дома культуры. Книголюбы – в школы и на предприятия.
Заработанные деньги собираю для нужд музея. В приемную Ш. Рашидова нами,
инициативной группой, передано письмо, составленное мной и Глассом, о создании
музея. Дошли слухи, что идея одобрена, но ничего в подтверждение не дано. Стали
поступать тормозящие наше дело предложения о создании общего музея русской
культуры им. С. Есенина. Споры, нервы. Едем с поэтом Э. Вахидовым смотреть дом
Михайловых (Первомайская, 4), где три раза побывал Есенин. И место хорошее, и
прямая связь с поэтом, но в ГлавАПУ нам ответили, что на этом месте будет строиться
библиотека им. Навои. Теперь там выситься голубая гостиница «Шаратон».
И
вновь счастливый случай: встреча с директором Дворца культуры им. Луначарского
Хамидом Джалиловичем Джалиловым. Театровед, помнит мои лекции в ТТХИ им.
Островского, считает меня своим учителем. Почтителен, отзывчив. Не очень
уверенно они с М.А. Ханонянц предлагают нам с Вадимом посмотреть филиал
Дворца культуры на Высоковольтном массиве – трехкомнатную секцию
на первом этаже в доме № 123 около Института культуры.
Весь 1980 год уходит на ремонт помещения, сбор экспонатов, подготовку
празднования 85 годовщины со дня рождения
С. Есенина. В библиотеке
им. С. Есенина продолжаются заседания «Собеседника», которые посвящаются
Пушкину, современным поэтам, В. Высоц- кому, тогда еще живущему и полузапрещенному.
К.И. Савченко, В.В. Манычева, я, В. Николюк, С.И. Зинин, Тартаковский не даем
ташкентцам забыть о нашем замысле. Люди приносят замечательные свидетельства
любви к поэту. За каждым своя потрясающая история. Они фиксируются нами, как
«легенды» экспонатов. П.И. Тартаковский приближает к завершению свою книгу
«Свет вечерний шафранного края», утверждая, что если бы не наша активная надежда
на создание музея, он не стал бы над ней работать. Этим он ответно поддерживает нас. Вадим пишет новые картины, работает над
слайд-фильмом. Я по всему городу из одного конца в другой езжу с лекциями по
школам по субботам, а иногда и за счет рабочего времени. В Министерстве и в издательствах
мне сочувственно помогают художники и фотографы. Организовываем съемки семьи
ташкентских Есениных, записываю по совету Т.С. Есениной рассказы М.В. Прохиной,
односельчанки Есенина. При помощи Гласса командировали Николюка в Самарканд и
Бухару для сбора дополнительных материалов. К сожалению, таковых не оказалось.
Кроме того, что П.И. Тартаковский раньше
досконально описал в своей книге, просчитав все по часам и минутам.
5. «Молюсь дымящейся земле
О невозвратных и далеких»…
Оставив тяжело больную маму на попечение занятого брата и друзей, еду в
отпуск в Москву. В экскурсионном бюро в Москве, узнав о наших попытках сделать
музей Есенина в Ташкенте, подробно расспросили о малоизвестном периоде есенинской жизни,
успевая за мной
что-то записывать, и пригласили в
Константиново, бесплатно, что было для меня немаловажным.
Топи да болота,
Синий плат небес.
Хвойной позолотой
Взвенивает лес.
Еду к Есенину. В пол-уха слушаю экскурсовода и гляжу - не нагляжусь на
Русь. Этой дорогой и пешком, и на перекладных ходил он к отцу в Москву. В душе
моей смятение уступает место какой-то тревожной радости и вере – все будет
хорошо!
Директор заповедника в Константиново Астахов встретил очень приветливо.
Все показал, устроил в общежитие, позволил работать в фондах. Брожу по саду,
трогаю исписанные посетителями бревенчатые стены сарая. Изба, где он жил,
сгорела. В новой избе Есенин не бывал, она выстроена позже. Но многие вещи те
же. И печка – «верблюд кирпичный», та же. Само Константиново, церковь, луга и
спуски к Оке, крестьянские избы, лужи с валяющимися в них свиньями – все
окутано травным ароматом, тишиной. Звучат в уме есенинские строки:
Изба-старуха
челюстью порога
Жует
пахучий мякиш тишины…
В
Фондах показали мне оставленные Вадимом пейзажи. Ташкентские лучше… Посмертная
маска поэта с выражением неожиданной обиды на лице и вмятиной над бровью
причинила мне физическую боль. Я даже заболела и целый день никуда не выходила.
Провожая меня, сотрудники подарили для будущего музея буклеты, наборы фотографий,
приглашали приезжать.
С
этим я и вернулась в Ташкент.
6. «Прядите, дни, свою былую
пряжу»…
Совмещая ежедневную службу, семейные печальные и радостные обстоятельства
с хлопотами о музее, мы приблизились к 1981 году. 60-летие приезда С. Есенина в
Ташкент откладывать нельзя, надо в мае открыть музей. Надо! А готова только одна
комната. Я.Х. Туракулов и Т.П. Пустовая, руководители городского общества
книголюбов, сообщают мне, что поддерживать нас и морально и материально смогут,
если будет у нас клуб книголюбов. Вадим Николюк с помощью Ю.И. Гласса зачислен
на работу художником-оформителем в Музей дружбы народов, чтобы шел стаж и хоть
какая-то зарплата, К.И. Савченко с трудом отрывается от школьных и домашних
нагрузок. П.И. Тартаковский завершает работу
над книгой и
ее изданием, С.И. Зинин готовится к годовой
командировке в Японию… Идею клуба все поддерживают, но осуществлять ее берусь
я, как бы продолжая традицию «Собеседника».
4
января 1981 года открываю клуб книголюбов «В мире прекрасного». 12 человек из
тех, кто живет в близлежащих домах и учится в Институте культуры. Многие из них
на долгие годы остались верны нашему делу. Анна Михайловна Носенко,
родственница великих Васнецовых, живая, веселая, отзывчивая на любую просьбу о
помощи. Она первая прибежала, увидев мою самодельную афишку с программой
заседаний клуба, она и собирала первых участников наших еженедельных заседаний.
Клавдия Ефимовна Волкова, Маргарита Дмитриевна Рухалис, семья Бродских, Любовь
Васильевна Быкова, Любовь Семеновна Романенко, Леня Николаев, Розалия Исаковна
Рухлис, Ольга Даненкова, Алексей Назаров, Петр Гейер. И, конечно, Вера Ивановна
Попова, преподаватель русского и английского языков янгиюльской школы, радостно
восторженный знаток мировой поэзии и особенно Есенина. Атмосфера какого-то
необъяснимого взаимотяготения встреч- ного
движения душ сложилась
в нашем клубе. Это отмечали и те,
кто приходили к нам с лекциями, выступлениями и выставками: филологи из вузов
А.П. Алякринский, Л. Тарта-
ковская,. Н.Г Гопштейн,
А. Вулис Л.П Ульрих, артисты – чаще мои бывшие
студенты – А. Кузин, А. Слоним. Когда кто-то из них не успевал или не мог
прийти, мне приходилось вести заседания самой.
А
тем временем, урывками между писанием собственных картин, работы, «болезней»,
Вадим делает планшеты из материалов, добытых мною при помощи Джалилова,
Пустовой, активистов из библиотек и ПКО им. Тельмана, от фотографа Ю. Игумнова,
товарища Вадима, министерских работников.
С.И. Зинин со своими филфаковцами вбивает дюбеля для развески картин и планшетов,
чтобы до отъезда хоть чем-то ускорить оформление музея. 14 марта он уехал на
год в Японию. В спорах и уточнениях рождается экспозиция. А пока красим окна,
двери, готовим вывеску, белим-перебеливаем стены. Полы красим в последнюю
очередь… Когда же закончим?!..
И
попутно бумаги, бумаги… В министерство – ходатайство учредителей общественного
музея Есенина: Добровольного общества книголюбов г. Ташкента и Куйбышевского
отдела культуры. В Союз писателей – о поддержке нашей инициативы по сохранению
памятных есенинских адресов и созданию и установке памятника Есенину в Ташкенте
или мемориальной доски на ОДО… Письмо Ю. Любимову о передаче музею материалов,
связанных с постановкой в театре на Таганке есенинского «Пугачева».
В
начале 80-х был музейный бум. Открывалось несколько музеев (музей С. Бородина, Г. Гуляма и др.), и наш общественный
как бы вписался в общее направление деятельности министерства. Ю.И. Гласс в
постоянных командировках, бывает у нас изредка.
А
поиски экспонатов дают свои результаты. 2 апреля Вадим с Галиной Ивановной от
внука известного журналиста В.Г. Михайлова получили и через весь город в
общественном транспорте провезли стул. На нем сиживал Есенин в мае 21 года, бывая
в гостях у этого известного семейства.
Тартаковский
связал по телефону нас Маргаритой Петровной Новиковой-Костеловой, невестой
Ширяевца, и мы договорились о встрече. Надежда получить у нее подаренные ей
Есениным книги с автографом так и не осуществилась. Но многое другое из ее архива передано было
музею не в один раз, а по мере возрастающего ее расположения к Вадиму, ко мне
(когда-то мы были соседями, и я училась в одной школе с ее дочерью Мариной Новиковой,
музыковедом) и к самому факту создания музея.
В
мае мы смогли лишь в своем клубе и по предприятиям провести встречи, посвященные
60-летию приезда Сергея Есенина в Ташкент.
7. «Под кущей обновленной сени»…
И
вот 10 июля. 15.00. Возле обычного жилого дома человек 120, несмотря на жару,
собрались по необычному и долгожданному поводу – открывается музей Сергея
Есенина.
Митинг открывает народный поэт Узбекистана, переводчик Есенина, Эркин
Вахидов. Заканчивает он свое обращение к собравшимся словами:
-
Известно, что ни в Москве, ни в Ленинграде у Есенина не было своего дома, а у
нас, в Ташкенте, он теперь получил постоянную прописку. Навсегда! Спасибо
создателям музея, прекрасным энтузиастам.
Среди выступающих представители райисполкома, райкома, горДОКа, но они
без официальной парадности, а как-то взволновано и тепло приветствовали собравшихся
гостей и создателей музея.
Ю.И. Гласс рассказал о трудностях в создании музея, Т.П. Пустовая
пообещала, что книголюбы города и дальше будут поддерживать актив музея. Вадим
Николюк, теперь общественный директор музея, прочитал стихи Есенина «Тихо розы
бегут по полям», а я попросила собравшихся помогать в сборе необходимых музею
вещей, сведений, книг, так или иначе связанных с Есениным, и пригласила всех
небольшими группами заходить в музей. Зазвучал голос Есенина, Вахидов разрезал
обязательную ленточку и первым вошел в «дом Есенина» под аплодисменты собравшихся.
Экскурсию я вела,
едва сдерживая волнение. И
хоть не смогли
быть С.И. Зинин, К.И. Савченко,
П.И. Тартаков-
ский с нами в этот день, их участие сказывалось
во всем, что мы с Вадимом довели до окончания.
Оставалось еще немало доработок, да и новые поступления впоследствии
требовали изменений в экспозиции.
По
«Маяку» из Москвы по моей заявке через УЗТАГ 11 и 12 июля разнеслась весть по
всему миру. Из Японии от С.И. Зинина пришло письмо, где он писал:
«Дорогая Альбина Витольдовна!
Если бы Вы знали, какую огромную радость принесли своим сообщением об
открытии музея! Когда-то написал я Вадиму письмо, но ни гу-гу в ответ. Думал,
что все рухнуло… Но оказалось, что нет преград перед Вашей энергией. Это говорю
я от всей души, так как без нее вряд ли мы с Вадимом и другими довели дело до
конца. Читая Ваши строчки, я сам себе рисовал картину открытия музея…»
По прошествии 24
лет в недавнем письме своему другу Г. Суконникову,
узнав о создании
мною музея А.А. Ахматовой, П.И. Тартаковский написал
из Америки дорогие для меня слова:
«Я
понимаю, что Альбина ведет ту же просветительную работу, которую вела и в музее
Есенина… … на Альбине все и держалось. Мы все были
«приходящими», а она тянула воз. По сути она музей и пробила. Передай ей наши
наилучшие пожелания и постоянное уважение…»
А
я с бесконечной благодарностью помню всех, с кем вместе мы за 4 года заложили
начало музея и потом 15 лет ему служили. К счастью, музей продолжает жить и
сегодня при новом руководстве.
Приложение
Создатели Музея С Есенина
Инициаторы и дарители
1. Вадим Викторович Николюк.
Журналист, художник.
Картины, книги, документы. Организационно-поисковая
работа, выступления, тематико-экспозиционный план, слайд-фильм.
2.
Сергей Иванович Зинин.
КФН, есениновед, коллекционер,
организатор выставки в ОДО в 1975 г.
Прижизненные и другие издания Сергея Есенина и о нем, есениниана в экслибрисах.
Связь с есениноведами России. консультации по экспозиции и организации музея.
3. Альбина Витольдовна Маркевич.
Филолог, искусствовед, экскурсовод.
Организация работ и объедине- ние актива музея.
Организационно-просветительская, научно-поисковая и лекционная работа.
Председатель Клуба книголюбов «В мире прекрасного».
Предметы быта ташкентцев начала века, книги, рукописи.
4.
Петр Иосифоич Тартаковский.
Доктор филологических наук. Автор исследований и книг о поэзии 20 века и
приезде Есенина в Туркестан «Свет вечерний шафранного края».
Тематико-экспозиционный план музея, фотоматериалы, книги, рукописи своих
работ о поэзии Узбекистана.
5.
Юрий
Исаакович Гласс.
Историк. Начальник управления Минкультуры Уз. Консультант по экспозиции
музея, документации.
Открытки Старого Ташкента, книги,
оборудование для музея.
Группа
поддержки
1.Фируз Мухтарович Ашрафи.
Замминистра
культуры, председатель Союза
архитекторов.
2.Эркин Вахидович Вахидов.
Народный поэт. Переводчик произведений
Есенина на узбекский язык.
3.Ялкин Халматович Туракулов.
Академик медицины, председатель Добровольного общества Книголюбов
г. Ташкента и его сотрудники Татьяна Петровна Пустовая и Светлана
Михайловна Карагодина.
4.МаргаритаАркадьевна Ханонянц,
Хамид Джалилович Джалилов.
Куйбышевский отдел культуры
5.Галина Ивановна Алексеева.
Кандидат биологических наук. Мать В.В. Николюка.
6.Клавдия Ивановна Савченко.
Учитель-методист, филолог, лектор.
7.Клавдия Ивановна Пасконова.
Зав. библиотекой им. С. Есенина.
Ташкентские современники и родные
Сергея Есенина, передавшие в музей
бесценные экспонаты
1.Татьяна Сергеевна Есенина.
Писатель, журналист, дочь поэта.
2.
Маргарита Петровна Новикова (Костелова).
Друг
А.В. Ширяевца.
3. Тамара Ханум.
Народная
артистка.
4.
Семья Михайловых, принимавшая
Сергея Есенина в своем доме.
ГРАНИ ПАМЯТИ
Из
детства
Почему?
Ярко
горит лампочка под абажуром в спальне. Я не могу понять, в чёмпровинилась,
почему мама больно шлёпнула по попке и не разрешилавыходить
из комнаты. Реву не от боли, а от обиды. Помню до сих пор…Спас
папа!А
лампочка так ярко горела… Наверное, от слёз.
Кукла ростом с меня.
Тётя
Маруся, мамина старшая сестра, и её муж, дядя Арминак, имели свой магазин,
который был там, где потом открыли военторг, а
теперь- гостиница «Ташкент». Мы с мамой часто бывали здесь, особенно в
детском отделе – на какие чудеса тут
можно было насмотреться!Но
главное чудо случилось в день моего пятилетия: мне подарили куклус
меня ростом, она шагала, говорила и разводила руки для объятья…
Её
сняли с витрины закрывшегося неожиданно магазина, о чём я узнала много позже. А
пока я созываю соседских ребят, и мы прыгаем, радостно визжим и дёргаем
нарядную куклу каждый к себе – чуть не порвали!
Потом
она спасла нас от безденежья – мама её
продала, когда мы остались без поддержки тёти Маруси, переехавшей с семьёйв
Степанакерт.
Кошке - смех, а мышке – слёзки!
Собравшиеся
на какой-то праздник гости доброжелательно приготовились смотреть моё
выступление, которое мы с мамой отрепетировали накануне. Сначала я, стоя на стуле, читаю стихи Пушкина и Чуковского, потом, несмотря на свою
округлость и тяжеловатость, пытаюсь танцевать в специально сшитом платье,
выделывая балетные па, -- и неловко
грохаюсь на пол. Все хохочут. Поднявшись, сердито бормочу:
-
Кошке - смех, а мышке - слёзки! –и убегаю переодеваться, решив, чтооткажусь
от балета, лучше буду читать стихи: за них аплодируют!
К папе в Зингиата
Не
очень понимаю, куда исчез любимый папа. А мама не включала меня в горестные обстоятельства
жизни, чуть не лишившие меня отца.
И
вот радость: едем к папе!
Весна.
Дождь. Поздний вечер. На открытой остановке автобуса кроме нас почти никого
нет. Нет и автобуса. Льдистый ветер пронизывает до костей. Бьёт дрожь. Прячусь
в мамином объятье, но и она
дрожьмя-дрожит! В подъехавшем стареньком автобусе отогреваемся не сразу.
Засыпаю на коленях у мамы и во сне
чувствую непривычный горьковато - сладкий запах.
Это
мы выехали за город, в степь.
Папа
живёт на поселении и вместе с ссыльными учёными - биологами занимается борьбой
с малярией. И мне он показывает разные типы комаров - опасных и безвредных, но
всё равно кусачих; водит туда, где
проходит осушение болот. Рассказывает об интересных людях, окружающих его,
смешит нас с мамой весёлыми историями. От этой поездки до сих пор остались во
мне ощущение холода, аромат степи и
папин оптимизм.
Это
был первый несправедливый арест его.
Книжные радости и
печали.
Мамины любимые стихи и книги как-то неизбежно
стали и моими любимыми и запомнившимися навсегда. Ожидание момента, когда мама
наконец-то начнёт рассказывать или читать
что-нибудь, вызывало томительное предчувствие чуда. Гуттаперчивый мальчик,
Каштанка,
Дюймовочка, Крокодил-Крокодилович, дед Архип
и Лёнька–целый полк любимцев.
С
ними и весело, и до слёз печально – и так хорошо! А стихи заучивались легко и
надолго, особенно, если мама пела есенинские песни, ахматовского «Сероглазого
Короля», песни Вертинского, Ляли Чёрной.
Пела она выразительно настолько, что двоюродный брат Сережа просил её:
- Тётя Томочка, не закрывайте глаза, а то я
заплачу!
Когда перед войной родился и стал
подрастать
братишка
Юрочка, ему читала чаще я, маме приходилось много работать, уставала, а
папы подолгу не бывало дома. Но они
всегда приносили нам новые книги, которые мы много раз перечитывали и пересказывали
друзьям.
НАШ ДВОР
На
улице Красноармейской всего 10 дворов и школа №88 им. « 8 марта».
Несмотря
на малый разбег, улица соединяла завод им. Ильича и Красную площадь, которая в
прошлом именовалась Соборной, а теперь-
Площадь Независимости. Кроме того, наша улица
была мостком между
двумя важными частями столицы: старой
крепостью и дворцом Романова, где и проходило наше детство, если нам разрешали
выйти со двора. В крепости мы играли, а
во дворце в нас раскрывали таланты, так
тогда он стал дворцом пионеров.
А
двор наш был замечательный! Соседские ребята из других дворов дружили с нами, потому что у нас имелся бассейн!
Мы
прыгали в воду со старой груши, плавали наперегонки, брызгали
на
проходящих и визжали, и хохотали от души. А когда взрослые меняли воду, мы во всю помогали чистить бассейн, т.к. на дне
всегда находили что-нибудь интересное.
И ещё посреди двора росли три высокие арчи, на них можно было легко
взбираться по гибким и крепким веткам и прятаться во время игр или когда не
хотелось идти домой. А играли мы в « казаки-разбойники», в папанинцев, в прятки
и пятнашки… Потом кто-то нижние ветки отрубил.
Когда лил дождь или выпадал снег, мы
собирались под крышей у
ворот. Это было довольно широкое пространство, ограждённое от улицы. Железные высокие ворота имели прочные двери, на которых
мы
катались. Во время войны эту удобную
площадь превратили в двухкомнатное жилище для эвакуированных – тети Мани с
тремя девочками и мужем. Да и бассейн закопали, так как рядом с ним
пристроились очень вредные Титовы – их сырость пугала!
А
грушу они сохранили и втихую собирали урожай и продавали, лишая нас законной
радости.
Наши игры перешли на улицу, на булыжную
мостовую и кирпичный тротуар, где мы сражались в городки, лапту, прыгали через
верёвку или прыгалки. Машины ездили редко, а прохожие были в основном обитатели
соседних дворов.
В нашем дворе жило 12 семей. И все на виду.
Все про всех всё знали,
У
каждой квартиры свой палисадник, засаженный любимыми цветами,
У
кого розы, у кого астры и хризантемы. У нас - большой куст сирени.
У
каждого живая ограда, а кое у
кого штакетник и проволока…
Жили преимущественно на среднем достатке,
выручали в беде, по праздникам обменивались пирогами, куличами. Но когда
возникали споры – это надо было видеть и особенно слышать…
Чаще
ссорились дядя Вася и дядя Миша: два
сапожника в одном дворе,
ну
как поделить клиентуру… Самая тихая - прачка – баба Марфа, великая труженица.
Руки её загрубели настолько, что она запросто
брала
руками горящие угли и перекладывала их в чугунный утюг.
Всеобщим любимцем был огромный чёрный дог с белым, похожим на
манишку
пятном на груди. Добродушный, величественный,
он степенно прохаживался по двору и, чтобы никого не обидеть, наведывался ко
всем по очереди.
Сколько
жизней, событий, горестей и радости
пережито в этом «ковчеге».
Наш двор я покинула незадолго до
землетрясения, мне было 36, а снится он мне
и сейчас – родной, тёплый!
На
улице Достоевского в Ташкенте
В
Ташкенте, возле улицы Пушкина, переименованной в марте 2008 года в «Мустакилик» («Независимость»),
пока ещё сохраняются на табличкахдавние названия, несущие имена великих
русских классиков – Тургенева и Достоевского. В доме 54 по улице Достоевского с
незапамятных времён,лет100 назад, проживала знаменитая семья
священника Арсения Спасского. Одна из
его дочерей Александра Арсеньевна Трофимовская с мужем Сергеем Александровичем после
многолетних скитаний, вернулась в отцовский дом
где тогда уже жила её старшая сестра, Мария
Арсеньевна.
Все
обитатели этого скромного, но исключительно приветливого, гостеприимного
зелёного рая с тремя жилыми домиками отличались той
неизбывной русской интеллигентностью, которая
сберегла и для нашего
переменчивого времени культуру русского
языка, радость общения и любовь к миру искусства. Если кто-то, прочтя эти строки, с
сомнением качнёт отрицательно головой, а не выкрикнет возмущённо: враньё!-
значит, и он причастен к этой узбекистанской русскости, которая исконно, исподволь
сохранилась
и живёт, спасая нас от крушения…
Александра
Арсеньевна более 40 лет проработала в школе №2
имени Крылова, что была напротив парка ОДО, (недалеко от дома Керенских).
Сначала преподавала математику, а позже вела
начальные классы. Сочетая доброту и настойчивую требовательность без понукания, она увлекала своих учеников
собственной любовью к познанию нового и искренним желанием с ними этим поделиться. По признанию повзрослевших
выпущенных ею в жизнь замечательных людей, это было, как сказали бы сегодня,
круто, т.е., захватывающе.
Мне
довелось не только быть с ней хоть в дальнем, но родстве (по её мужу, дяде
Серёже), но и около 20 лет прожить с
ними, особенно с ней, с1964
г. до её кончины в 1982г., заменив, как она говорила,
отсутствующих у них детей.
Жили мы, замечательно, понимая кому из нас
когда и что надо или не надо. Нам хватало наклона головы, чтобы обменяться
впечатлением и оценить обстановку, иногда весьма щекотливую. А как весело мы
праздновали Дни рождения и праздники с розыгрышами и разными представлениями, в
которые включались все от мала до велика! Мама даже немного ревновала, но
охотно во всём участвовал. А брат Юра всегда ставил нам в пример её мудрую способность выслушивать и
не спешить с советами, пока не попросят.
Многолетняя традиция собираться по средам на
преферанс закрепилась, но по иному поводу: многолетние друзья хозяев дома
устраивались у телевизора с крошечным экраном, к которому позже приспособили увеличитель в виде заполненной водой линзы. Это знаменательное событие было
поводом для праздничного чаепития с непременной « мазуркой» - её по-особому
готовил дядя Серёжа сам!
Сегодня и трогательно и смешно вспоминать этот «каменный век», но как тогда мы
радовались достижениям техники и
возможности проникать в иные миры. А главное – быть вместе, делиться
впечатлениями!
Разнообразие впечатлений дарили ожидаемые или
неожиданные гости из разных мест. Среди них были и прежние ученики тёти Шуреньки ( муж называл её Марджой). Они
собирались классом или поодиночке появлялись в день её рождения и 1 сентября с
цветами, вкусностями и затеями. Чаще и систематичней других бывали Елена Редлин (Ёлочка) и её мама Татьяна
Анатольевна. Их неиссякаемый энтузиазм - результат памяти о школьном опыте
любимой учительницы. Обе замечательные преподаватели
музыки.
Однажды
мы были взволнованы приездом одной из её учениц, такой знаменитости, как
Сама Маргарита Терехова. Она не нуждалась
в провожатых: и адрес знала, и дорогу не
забыла, несмотря на долгое отсутствие в Ташкенте. Да и её мама много лет
переписывалась с Александрой Арсеньевной, делясь всеми перепетиями
их нелёгкой жизни в Москве и тоскуя по Ташкенту. Приезжая в Москву, я иногда навещала их,
чтобы передать ташкентские вкусности и письмо. С Маргаритой Тереховой не
приходилось встречаться: она бывала или в отъезде, или на репетиции. А с
дочкой Анечкой, тогда маленькой
прелестной девочкой, мы познакомились и
очень мило общались.
Встреча
на Достоевской была радостной, тёплой. Я хлопотала о чае, стараясь не мешать их
сокровенной беседе после долгой разлуки. И ещё была смущена её беглым резким отзывом о С.Юрском и Наталье
Теняковой, недавно пришедших в театр Моссовета, где давно играла Маргарита.
Что-то там не сложилось с репертуаром и ролями… Но рядом с Александрой Арсеньевной говорить об
этом мне не хотелось.
Дело ещё в том, что за тем же столом, где
мы пили чай с московскими
вкуснейшими
конфетами, привезёнными великолепной Тереховой, сосем недавно у нас в гостях
сидели Сергей Юрский и Михаил Данилов,
после
прогулки по Ташкенту во время своих гастролей здесь.
Получилось
тогда некоторое недоразумение с приготовленным
мною угощением для дорогих
гостей, обещавших обязательно быть к обеду.
Но
освободились они лишь к ужину и, дожидаясь их, все вкусности и сюрпризы
несколько перестоялись и поблёкли. Зато с
появлением знатных и дорогих гостей к нашему большому столу успели
присоединиться те, кто сетовал, что днём прийти не смогут, но очень хотели бы
повидаться с любимыми ленинградцами, знакомыми им по фильмам и увиденным
спектаклям БДТ. И вот знакомство состоялось. После лёгких
извинений
с
обеих сторон, обмена впечатлениями о Ташкенте и проходящих гастролях
все
расселись за столом и приступили к обновлённой трапезе, к весёлым
тостам
и непринуждённому общению. Я обратила внимание на живой интерес гостей к
своеобразной манере поведения нашего родственника из Ашхабада, Виктора
Александровича Трофимовского, старшего брата дяди Серёжи и бывшего мужа сестры моей
мамы. Его всегда изысканная причёска, покрытые лаком
точёные
ногти, бантик в крапинку, белая рубашка
с приподнятым воротником, несколько
жеманные жесты, привлекли внимание артистов. Он
и у родных вызывал всегда снисходительно-уважительное отношение. Являясь
известным в Туркмении животноводом и профессором сельскохозяйственного
института, он как бы нёс особый крест интеллигентности в сложившихся жизненных обстоятельствах. Актёрское чутьё
гостей выделило его среди нас. Позже Сергей Юрьевич расспросил меня о нём, а
шутник Данилов очень точно спородировал
эту манеру, но без насмешки, а с интересом к своеобразию.
На радость собравшимся, мои ленинградские
друзья не торопились и, от застолья перейдя
в наш благоухающий розами садик, с почтением общались и с тётей Шуренькой, и с моей мамой, и с Надеждой Николаевной Грызловой
и были приятно
польщены знанием их ролей в театре и кино
По
признанию Сергея Юрьевича, они с
Михаилом Даниловым не раз вспоминали в Ленинграде наш тёплый приём и всех, с кем познакомились.
Поскольку
летний день смеркался, а до гостиницы «Россия» было неблизко, пришлось
прощаться. Да и обещанная мне для них машина уже ждала дорогих гостей.
Так случилось, что отбывавшему воинскую
службу в наших краях сыну Зинаиды
Максимовны Шарко и пасынку С.Юрского Ивану Владимирову надо было с недельку
побыть в Ташкенте. Я с удовольствием предложила ему пожить в нашем скромном «раю», дожидаясь приезда его мамы, великолепной
актрисы БДТ.
Мы
были знакомы с того счастливого времени, когда я работала над своим дипломом
о
театральных художниках в спектаклях
Г.А.Товстаногова по русской классике и посещала эти спектакли по нескольку раз,
присутствовала на репетициях, встречалась
с такими мастерами- сценографами, как Кочергин, Лихницкая, Левенталь и, конечпо, невольно общалась с актёрами,
великими актёрами этого великого театра. Незабываемая радость! Там и сложились
доверительные, почти дружеские отношения с семьёй С.Ю.Юрского.
Иван, высоченный красавец, на вопрос, не
собирается ли он идти в актёры, ответил, что с театром связан накрепко, но
любит шить наряды, видимо, потому что детство провёл в костюмерных, пока родители
репетировали или играли в спектаклях.
А как не вспомнить, что в
нашем жилище на Достоевской ненадолго останавливался тогда только
приобретавший известность Юрий Антонов. Он, уроженец Ташкента, став
ленинградцем, несколько утратил ташкентские связи и приехал восстановить их, встретиться
с прежними друзьями и выступить с концертом.
В Ленинграде он невольно стал
причиной моего знакомства с его замечательной подругой,
Еленой Бахметьевой, тонким и глубоким
знатоком русской и зарубежной классической литературы. До сих пор храню
подаренные ею « в память о летних встречах» журнал «Театр» и репродукции
Чюрлёниса.
Мне посчастливилось, что время весенне - летней сессии в Ленинградской
Академии художеств-«Репинке» , совпало с гастролями театра «Современник», и я
совмещала экзамены с походами в театр. В тот вечер, примчавшись почти к началу,
надеялась на лишний билетик, и он оказался как раз у Леночки, так как Юра почему-то
не смог прийти на спектакль, и она осталась с его билетом. Из многих кинувшихся за ним к Лене она выбрала меня,
и мы потом не раз в белые ночи выстаивали очередь за билетами в ожидании переклички и прекрасно коротали время в интереснейших беседах обо всём на свете.
Так и подружились.
Она
жила напротив Ленинградского института
театра и кино, в котором тогда выпускной курс Г.А.Товстоногова представлял
удивительнейший по тем временам спектакль- «Зримая песня». Мы трижды чудом
попали на закрытые и открытые показы.
При встрече у неё дома с Юрой, она просила меня выслушать
его стихи, которые он и читал , и пел с удивляющей искренностью и пленяющей
увлечённостью. Ко мне он заехал по её просьбе. Привёз письмо от Лены с просьбой
приютить его на несколько дней.
И сейчас возникает в памяти последняя
ташкентская встреча с ним. На второй или третий день с утра
он сообщил, что ему пора ехать, осталась только пара встреч. Распрощались.
Но
в полдень в сквере по дороге к курантам я увидела со спины его небольшую фигурку с гитарой на ремне через плечо и соломенной
широкополой шляпой, спущенной на спину, – такой
путешествующий бард, лёгкий и беспечный.
Больше
наши пути не пересекались.
Следуя сложившимся традициям и в родном
доме, и у тети Шуреньки, я тоже принимала и
друзей, и своих студентов по разным поводам. Однажды явились ко мне, чтобы отметить
очень успешную защиту диплома - постановку
« Вестсайской истории», выпускники ТТХИ им Островского, Саша Кузин, Миша Корыцев, Лариса Михайлова,
Гена и Алёша Пачесы, Лола Ходжаева – все
теперь прекрасные актёры, некоторые- режиссёры, такое театральное братство. В тот вечер мы
постоянно возвращались к прошедшему спектаклю, к тем неожиданностям и удачам
каждого из участников, что случались и во время репетиций, и на сдаче. И,
конечно, много пели. Миша Корыцев запел грузинскую песню, и все подхватили, как
делали неоднократно. Это было так прекрасно, что я всплакнула. Мы обняли друг друга за плечи и приумолкли,
потому что у всех защемило сердце. Незабываемый вечер!
А сколько радости было у них, когда, по моему
приглашению, С.Юрский дал им свой мастер
- класс, рассказав и показав , как важен жест и расположение в пространстве
сцены. А они показывали ему, что и как
умеют. Потом мы все вместе
сфотографировались
возле института. Память оказалась очень долгой и не только из-за фотоснимка. Решив поздравить Юрского с Днём рождения, мы
с ребятами записали на магнитофон
небольшую программку из стихов, шуточных поздравлений и, конечно, грузинских
песен под впечатлением от спектакля « Я, бабушка, Илико и Илларион» , где
великолепно играли стариков Капелян и Юрский. В письме ко мне Сергей Юрьевич
писал, что был глубоко тронут таким поздравлением, особенно песнями Грузии…
Улица Достоевского, низкий тебе поклон.
Транспортные происшествия
Трогательные и смешные
ВЫИГРЫШ
Так случилось только однажды в моей жизни -
мне выпал выигрыш по лотерейному билету. Да ещё какой! Настоящий, взрослый,
двухколёсный красавец велосипед!
Папа с
братиком Юрой свободно оседлали его и стали по очереди гонять по улице,
вызывая
у меня восторженные возгласы. До этого,
в детстве, я каталась на трёхколёсном велосипеде, да ещё с папой, сидя перед
ним на раме.
А
теперь, насмотревшись на смелые виражи моих дорогих мужчин, я решила
тоже
прокатиться. Мои рыцари подвели мне «коня» и, придерживая его, предложили
поехать. Я, было, села, но тут же мы
все очутились на дороге,
в
весьма неприглядном виде, получив удары и ссадины.
Со
второй попытки меня понесло в арык, но папа как-то изловчился и поймал машину
за седло, а я соскочила на дорогу:
сказалась баскетбольная сноровка. Отдышавшись, рискнули попробовать в третий раз, но нас разбирал
смех, и мы укатывались от предчувствия результатов. Папа утешал меня, говоря, что все так начинают, а Юрочка удивлялся,
восклицая: « Это же просто, только руль держи – и поедешь!»
Села,
пока они меня держали, ухватила уверенно руль и поехала - прямо на дерево,
обняв
которое, выпустила упрямый «выигрыш» в свободный полёт. И, конечно, отдала
его насовсем более достойным ездокам. В
благодарность они иногда катали меня и маму.
Двойной
выигрыш!
Прогуливаемся
по улице им.Кары Ниязова с подругой, Любовью Семёновной Романенко, направляясь
ко мне домой, и после долгой разлуки обмениваемся
пережитыми
событиями. Вдруг услышали скрежет тормозов. Оглядываемся и видим, что проезжавший
по дороге газик притормозил, дал задний
ход, развернулся и лихо подъехал к нам.
И кто же этот удалой шофёр? Что заставило его
выделывать такие рискованные
номера?
Ба! За рулём выпускник моего подшефного класса в вечерней школе
Юра
Васильев. Он отличался яростным нежеланием подчиняться школьным правилам и,
редко посещая, закончил школу благодаря младшей
сестре, учившейся с ним в одном классе. Мне приходилось его подтягивать,
несмотря на ершистость и
пропуски.
На выпускном балу неожиданно выяснилось,
что он всё это совершал, чтобы удерживать к себе моё внимание, и просил простить за обман, так как все задания
выполнял усердно и с пользой для своего
образования. Мы посмеялись, но танцевать
со мной он никому не давал – все вальсы были за ним, во время других танцев он
потчивал меня чем- нибудь вкусненьким,
шутил и снова заказывал вальс, который он танцевал замечательно. Конечно, приятная взволнованность выпускного
вечера тоже сыграла свою роль, но это был и прощальный вечер: ребята покидали школу, а я на следующий день уезжала к своему единственному, в Россию.
Узнав об этом, Юра всполошился и тихо спросил:
-
А можно я Вас не отпущу?
-
Опоздали лет на 5! – отшутилась я.
И
вот эта громкая встреча на дороге через 4 года. Юра женился, у него двое детей и замечательная жена,
интересная работа. Уговорил прийти к ним в гости, жил и работал он метеорологическом центре под началом печально известного Уломова,
который
во время землетрясения1966 года не только не смог уловить предупреждения
толчков. но и сам пострадал. В гостях у Васильевых я побывала, сестра и жена
рассказали, что часто вспоминали меня за эти годы и не обираются
забывать.
Это трогательно подтвердилось в
горестный период испытания природой.
Вот
такой задний ход…
2. Волшебный
автобус
Произошло
со мной чрезвычайное событие, которому друзья не могли поверить и считали его
моим художественным вымыслом, да я и сама бы не поверила, случись такое с
кем-то другим…
С тяжёлыми сумками, заполненными продуктами и
книгами, я спешила к автобусной остановке, надеясь успеть к подъезжающему
транспорту. Спешила – это громко сказано! Тяжесть сдерживала мой порыв, и я,
вернее, ковыляла, а до остановки ещё топать и топать. Поняв, что не успеваю,
замедлила свой марафон
И тут, оторопев, вижу: как во сне или на
киноплёнке, ко мне, пятясь, приближается автобус, тормозит и распахивает
дверцы. Немолодой, но весьма решительный и любезный мужчина подхватывает мои сумки - и я влетаю в сказочный автобус,
показавшийся мне таковым, несмотря на то, что был достоин почётного списания. Я восхитилась
случившимся, горячо поблагодарила водителя за сказку, и тут же
всё поняла:
Водитель был молод, а рядом с его кабиной
стояла улыбающаяся милая барышня.
Когда сердце бьётся горячо и учащённо,
совершать чудеса легко и просто.
Да здравствуют любовь–волшебница и её рыцари!
Притчи о хлебе.
Хлеб –батюшка, хлеб-друг, хлеб-испытанье…
Во мне о нём живут воспоминанья
От детских, довоенных, и недавних лет.
Об этом в притчах дан ответ.
1. Крошки хлеба – тоже хлеб!
На улице, у булочной, жду маму.
Французской булочкой хрущу.
У ног из крошек получилась рама,
Но я об этом вовсе не грущу.
В халате и чалме старик с клюкой нагнулся
И крошки на ладонь до мелочи собрал,
Их на окне оставил и не оглянулся-
Ушёл…
Стыд щёки мне огнём сжигал!
2. Хлеб по карточкам.
Весна. Последний год войны. Победный!
Кирпичный тротуар с разбегу дождь омыл,
И стал обычный путь в привычный час
рассветный,
Как в сказке, розовато-золотым…
По карточкам семейный хлеб душистый
Несу домой, стихи о кирпичах цветных шепчу.
А у порога вижу: стих мой быстрый
Был
вскормлен пол буханкой – от стыда молчу…
Смеётся мама: «Талоны не посеяла дорогой-
И слава Богу!»
3. Лепёшка
в подарок.
В день рожденья семьдесят восьмой
На Алайском, закупив, что надо,
Я иду к лепешечному ряду,
Взять к столу душистый, золотой,
Главный хлеб страны моей родной.
«Древний аромат и вкус лепёшек
С детства я особенно люблю.
А друзьям
Ташкента дар хороший
В разные края везу иль шлю»,-
Вслух попутчице об этом говорю,
Продавца прошу дать лучшую из лучших,
Так как День рожденья у меня.
-Для семьи моей счастливей нету дня!-
Говорит весёлый продавец,-
Празднует сегодня мой
отец,
Как и вы, свой день рожденья.
Вам от нас такое поздравленье-
Я дарю, горячую. Возьмите,
До ста лет, пожалуйста, живите!»
Расплатиться парень не даёт-
Вот такой и нынче наш народ!
Июль 2008г.
|
|
